Вдоль нашего строя взорвался шквал лазганного огня, лучи прорезали сумрак. Мог ли выстрел Антона вызвать такую цепную реакцию у взвинченных бойцов? А затем я увидел, как из груды на склоне холма поднялся труп и, шатаясь, сделал пару шагов. Из его глаз, словно слезы, текла кровь. Он угодил в колючую проволоку и попытался идти дальше, оставляя на шипах куски кожи и мяса. Выстрел Антона взорвал его голову, и он упал.

Все больше и больше трупов начинали шевелиться и подниматься на ноги.

— Похоже, притворялись мертвяками, — пробормотал Антон, однако я знал, что это не так.

Несколько трупов волочили за собой мотки внутренностей. У одного из них зияла дыра в грудной полости, внутри которой виднелось обожженное сердце.

— Спокойно, парни! — крикнул я.

Львиная стража продолжала стрелять. Мертвые вновь начали падать.

— Пусть перестанут стрелять, — бросил мне Иван.

Я хотел спросить почему, однако вместо этого проорал приказ. Затем, взглянув вниз, я увидел то же, что Иван. Каждый труп преодолевал всего пару метров, прежде чем упасть и больше уже не встать.

— Наверное, новая болезнь, — задумчиво сказал Иван. — Заставляет их бегать, будто безголовых цыплят.

Впрочем, я все равно не сводил с них глаз. Последнее открытие встревожило меня. Я еще мог поверить в то, что трупы могли двигаться из-за каких-то отложенных рефлексов, но не спустя пару часов после того, как их застрелили. Иногда раненые бойцы приходили в себя на поле боя, однако не в таком количестве и не с такими ранениями. Я чувствовал, что война приняла новый, зловещий оборот.

Я продолжал наблюдать за склоном, но больше трупы не взрывались. Мертвецы больше не шевелились. Пока.

Я очнулся от дурного сна, в котором трупы глодали мое тело. Хуже всего было то, что этими мертвецами были Антон и Иван, и прямо сейчас меня тряс за плечо Иван.

— В чем дело? — спросил я.

Он махнул в сторону посланника, стоявшего рядом с ним.

— Приказы от лейтенанта Криси, сэр. Начало контратаки в течение часа.

Я кивнул.

— Проверьте, чтобы все были готовы, — сказал я Ивану с Антоном. — Убедитесь, что все имеют при себе гранаты. Бой будет жарким и близким. Мы будем чуять смрад их дыхания.

Они спешно отправились выполнять приказ, а я снова оглядел трупы на склоне. Никто по-прежнему не двигался. Не будь мы все этому свидетелями, я бы подумал, что брежу, что фильтры противогаза пропустили новую разновидность газа, вызывающего кошмары.

Посланник продолжал смотреть на меня, без сомнения, задаваясь вопросом, почему я так пристально рассматриваю вражеские трупы.

— Сообщить что-нибудь лейтенанту, сэр?

— Скажи ему, что мы будем готовы, — ответил я.

Он отдал честь и отправился обратно, оставив меня наедине с холодными и загадочными лицами мертвецов под грядой Скелетов.

Львиная стража потекла с холма по связной траншее, мимо выставленных вдоль пути мешков с песков. Из досок, кусков металла и старых жестянок, наполовину погребенных под болотистой землей, смастерили ступени. В ход шло все, на что можно было встать. Везде, где можно, виднелись непристойности вкупе с проклятиями, молитвами и выразительными рисунками сексуального содержания.

Здесь по лестнице мог пройти только один человек, поэтому я шел впереди — как уже упоминалось, стоять перед бойцом с дробовиком было не самым умным решением. По пути я молился, чтобы еретики вновь не атаковали Гряду. Для ее удержания мы оставили только один небольшой отряд. Мы опасно оголили собственную оборону, пытаясь закрыть брешь и окружить врагов в наших же траншеях.

Я ощущал, как внутри меня растет напряжение. Во рту пересохло. Сердце колотилось о ребра. Мы были в меньшинстве, уставшие, и нам приходилось сражаться с противником, у которого, казалось, были бесконечные человеческие и материальные ресурсы. В длительной перспективе мы проиграем, если только ничего не изменится. У нас осталось на Локи лишь пара небольших плацдармов, а линии снабжения с Империумом стали слишком растянутыми и ненадежными. Враг же имел крупные промышленные города, полные заводов и фабрик, а также доступ к нечестивой магии, которая позволяла создавать новые армии богохульно фанатичных солдат. В юности я бы никогда не поверил в столь странное техноколдовство, но на своем веку я много странствовал и повидал слишком многое, чтобы сомневаться теперь в чем-либо.

По пути мне в голову лезли разные мысли. Как обучались эти выбравшиеся из чанов создания? Они приходили в мир с пустыми разумами? Если так, то как в них вкладывались знания? Поговаривали, что во времена Темной эры технологий древние обладали машинами, способными творить такие ужасающие чудеса, но они давным-давно утрачены. Или нет? Могли ли в этом мире уцелеть технологии, связанные с теми мрачными тайнами?

Я сделал глубокий вдох и попытался прогнать эти мысли. Нужно сосредоточиться на деле — так хотя бы возрастут шансы выжить. На меня накатила слабая волна депрессии.

И что даст мне это выживание? Еще одну возможность пойти в бой и встретиться со смертью завтра, и послезавтра, и еще, и еще, пока она все же меня не настигнет, как и всякого человека?

Я постарался убедить себя, что на меня просто давит обстановка, что бесконечные бои начинают сказываться и на мне. Ногу вновь пронзила вспышка боли. Возможно, я подхватил заразу, и разум просто отвечал на намеки тела. Такое уже раньше случалось.

Я посмотрел через стрелковый проем в парапете. Внизу раскинулось поле битвы. Над головой проносились вспышки света. Где-то разорвался снаряд. Сквозь подошвы ботинок я ощутил дрожь от далекого взрыва.

Шеренги врагов продолжали наступать по ничейной земле, направляясь все глубже в открытую нами брешь. Еретики шли медленно, но неодолимо, сипло пели свои песни и ступали в такт с барабанным боем. Похоже, они понятия не имели о собственной смертности, о том, что могли умереть. Я вновь подумал о пустых разумах и новорожденных телах, выходящих из чанов, о нечестивых безвинных, которых отправляют сражаться на святую войну. Почему-то на мгновение я испытал к ним странную жалость, однако тут же задавил это чувство. Я не мог себе позволить его.

Наконец мы вошли в сами траншеи. Здесь позиции удерживали гроссландцы, сжимая в руках оружие. В сумраке Львиная стража просочилась мимо них, направляясь к врагу.

Ноги скользили по дощатому настилу траншей. Повсюду лежали трупы. У некоторых были раздувшиеся животы и скорченные лица, которые я помнил по штурму Гряды. Может, они тоже могут двигаться после смерти?

Сколько здесь погибших? Сколько сотен тысяч пали? Меня вдруг посетило блеклое видение, как тысячи тел разом приходят в движение, словно по зову некоей злой силы. В этих гиблых траншеях, под этой зловещей луной, видимой даже днем, подобное казалось вполне возможным. Император знает, что за время на его службе я повидал и более странные вещи.

Возможно, этот мир питался смертью. Возможно, земля впитывала в себя убийства, а затем передавала темную энергию трупам. Я попытался выкинуть подобные мысли из головы. Должно быть логичное объяснение. Болезнь, которая временно восстанавливает моторику тела, подавая ложные сигналы в нервные окончания и вызывая мышечные сокращения. Вот и все.

Послышалось булькающее пение, с каждой секундой становившееся все ближе. Земля задрожала под шагами приближающейся орды. Я почувствовал себя открытым и уязвимым, передовым крошечного отряда, который пытается остановить неодолимую волну. Ногу снова уколола боль. В мысли, будто яд, вкрадывалось черное отчаяние.

Траншея расширилась. Повсюду лежало еще больше тел. Обезглавленные, лишенные конечностей, превращенные в кровавую кашу огромным ревущим зверем, которым стала эта война. Теперь к крикам присоединились вопли. В булькающих голосах чувствовался триумф, словно каждый солдат вражеской армии был абсолютно уверен в победе. Должно быть, для этого у них были веские основания.