Я попытался вспомнить карту траншейной системы. Мне казалось, я отлично помню ее. За время сражений вдоль всей линии фронта за прошедшие полгода я успел ознакомиться с расположением каждой из траншей.

Впереди показались первые болезненного вида солдаты, облаченные в коричневую, покрытую грязью форму. Я пригнулся, сжимая дробовик наготове, сделал глубокий вдох и приготовился к бою.

Я рванул вперед и нажал на спусковой крючок, проделав брешь во вражеском строе. Тут же я перезарядил дробовик и выстрелил снова и снова. Еретики падали, подобно куклам с обрезанными ниточками. Они не ожидали нападения. Думали, что бой далеко впереди них.

Враги, как обычно, реагировали с заторможенностью людей, слишком долго спавших на больничных койках, или тех, чьи мозги работали медленнее, чем следовало. Рожденные в чанах еретики были не очень хорошими солдатами. Решающую роль играла их численность.

Я заметил форму офицера и тут же выстрелил в него, помня, что это еще сильнее замедлит продвижение противников. В еретических полках офицеры были единственными, кто хотя бы отдаленно походил на нормальных людей и мог быстро реагировать на новые угрозы. Их подчиненные беспрекословно следовали за ними. В самом буквальном смысле они служили мозгами и нервами вражеской армии.

Офицер рухнул вместе с кучкой своих миньонов. Иван промчался мимо меня, по пути метнув гранату и стреляя из лазпистолета. Антон остановился рядом со мной, ведя огонь из снайперской винтовки по всем, кто хотя бы пробовал повернуться в мою сторону. Остальные бойцы ринулись вперед, накрыв еретиков настоящим шквалом из гранат и лазганного огня. Мы ворвались в их порядки, словно штык в пораженную болезнью плоть. Я представил себе, как другие отряды Львиной стражи на дальнем краю выступа делают то же самое. Челюсти ловушки начали смыкаться. Вопрос был лишь в том, кто в ней оказался — враг или мы сами?

Мы прорывались вперед, убивая по пути врагов. Мы забрасывали их гранатами, жгли зажигательной смесью, рвали из дробовиков и лазвинтовок. Они не могли остановить нас — мы зашли к ним с фланга и были намного, намного лучшими бойцами. Большинство врагов уступали даже самым зеленым новобранцам, но их было чертовски много. Мы пробивались сквозь их строй, однако их не становилось меньше, они попросту вновь заполняли созданные нами бреши, словно вода, затапливающая траншею.

Я разбил голову противнику прикладом и вогнал ствол в рот другому, выбив зубы. Спустил курок, и его череп испарился, а еретики позади него упали на землю. От небольших очагов возгорания, вызванных взрывами и химическими огнями, потушить которые не мог даже непрекращающийся дождь, вились облачка дыма.

Я столкнулся лицом к лицу с офицером-еретиком. Он был громадным и распухшим, с фигурой, обезображенной складками жира. На пергаментно-белом лице алел крошечный рот. Он был вдвое выше меня и весил втрое больше. Он хрипло закричал от ненависти, и на его шее затряслись многочисленные подбородки. Как и у большинства местных офицеров, у него не наблюдалось нарывов или сыпи, однако его глаза были розоватыми, а под кожей щек и лба проступала сетка крошечных красных вен.

Его движения были медлительными и неуклюжими. Я направил на него дробовик, как вдруг он приземлился справа от меня и отбил руку с оружием, когда я нажал спусковой на крючок. Возвышавшийся великан заключил меня в свои медвежьи объятия, так что мое лицо вжалось в складки жира, а на горле сомкнулись дряблые пальцы. Я почувствовал запах пота и чего-то тошнотворно-сладкого, похожего на свернувшееся молоко.

Я попытался отстраниться, но, несмотря на кажущуюся мягкость, великан был силен. Его дыхание вырывалось сиплым хрипом. Я услышал, как урчит его живот, и тут я выпустил из рук дробовик, замахнулся и врезал кулаком ему в пузо. Казалось, я попал в большой шар. Моя рука погрузилась в живот, а затем просто выскочила обратно, словно я ударил резину. Подняв глаза, я увидел, что здоровяк безмятежно улыбался, не переставая душить меня с мечтательным удовлетворением на обрюзгшем лице.

Я потянулся рукой к его паху, надеясь вырвать яйца, однако ничего там не нашел. Он оказался евнухом. В голове поднялся абсурдный вопрос: не такова ли вся их офицерская каста? Я начал оседать, притворившись, словно теряю сознание, пока мои быстро слабевшие пальцы тянулись к закрепленному на ботинке штыку. Я стремительно выхватил его из ножен и воткнул в необъятное брюхо еретика.

Он издал пронзительный вопль, и его руки свело судорогой, так что я даже на секунду испугался, что он может ненароком передавить мне трахею. Офицер рухнул назад, держась за живот, по его мундиру начало расползаться темно-красное пятно. Я ударил снова, целясь под ребра, снова в живот. Лезвие поднималось и падало, кромсая его внутренние органы, а крики никак не прекращались.

Ко мне бросился еще один противник. Я полоснул его по горлу и отчаянно оглянулся в поисках дробовика, оружия, с которым я провоевал больше двух десятилетий и которое не раз спасало мне жизнь. У меня уже даже появился суеверный страх потерять его. Я заметил, что дробовик валяется в грязи, и нырнул за ним. Я затрясся от облегчения, когда моя рука наконец сомкнулась на оружии. Я спрятал штык в ножны и проверил дробовик, чтобы убедиться, что он в рабочем состоянии.

На поле битвы воцарилось кратковременное затишье. На секунду наступила тишина, походившая на безмолвие по сравнению с ревом боя.

Я заметил на себе взор Антона и огляделся по сторонам в поисках Ивана. Тот, с заляпанной кровью бионической рукой, прислонился к стене траншеи. Остальной отряд стоял врассыпную позади нас. Все выглядели уставшими, но двигались с нервной хрупкой энергичностью, которую даровали адреналин и понимание, что ты балансируешь на лезвии ножа между жизнью и смертью.

— Тот здоровый фраккер оказался крепче, чем выглядел, — заметил Антон, — но я знал, что ты справишься.

— Мог бы и помочь.

— Тебе не нужна была помощь, а мне и своих еретиков хватало.

— Что теперь? — поинтересовался Иван.

— Мы идем дальше, — ответил я. — Попробуем соединиться с парнями с Чумного Холма. Думаю, нам осталось еще около лиги.

— Как насчет удержания передовой?

— Оставим это ребятам позади нас. Мы должны перекрыть выступ, если вообще хотим получить шанс на победу.

Бровь Ивана поползла вверх, и он метнул на меня полный цинизма взгляд. Он явно чувствовал, что наши шансы не слишком велики. Что я мог ему ответить? Нам нужно было идти дальше, чтобы в бою обрести свой шанс.

Внезапно Антон прищурился и охнул от страха. Я оглянулся и увидел, как мертвый офицер вновь поднимается на ноги, протягивая ко мне жирные руки со скрюченными, будто когти, пальцами. Из его горла вырвался неприличный булькающий звук — в нем чувствовался намек на радость. Наши взгляды встретились, и я узрел в его глазах голод и ненависть.

Глава 5

— Че-е-ерт, — протянул Антон. — Только не снова.

Он вскинул винтовку на плечо и выстрелил. Обрюзгшее тело офицера рухнуло назад с взорванной головой.

— Чтобы не говорил, что я тебе не помог, — добавил он. — Теперь этот жирный фраккер точно не встанет.

Так и было. Как этот офицер мог воскреснуть? Я огляделся и увидел, что все больше и больше еретиков восставали из мертвых. Некоторые из них плелись вперед, выставив перед собой руки, и я вспомнил, как их командир тянулся к моему горлу. Я выстрелил в одного из дробовика. Какое-то время он корчился, прежде чем перестать двигаться.

Из погибших врагов только немногие поднялись на ноги, но даже они попадали снова, словно заводные игрушки, израсходовавшие завод.

— Вы видите? — спросил Иван, указывая на один из трупов. Я видел. Казалось, будто все кровеносные сосуды в глазах трупа взорвались, окрасив их из белого в красный. Багровая пленка скрыла радужку, так что виднелась лишь крошечная точка зрачка. Я оглядел все тела, которые восстали после вроде бы смертельных ран, и у всех оказались такие же красные глаза. — Какая-то новая болезнь, — задумчиво сказал Иван.